Несметное богатство[сборник] - Николай Селиверстович Акулов

вот некоторые горе-любители природы не ценят этой волшебной красоты, целыми охапками обламывают ее ветви, нанося этим дереву немалый вред.

В народе давно приметили: «Когда черемуха цветет — всегда холод живет». Но, однако, «черемуховые холода» долго не держатся. Постоят несколько дней и снова тепло.

Ночной гость

Эта июльская ночь на редкость выдалась очень теплой и тихой. Я не спеша шел по железнодорожной линии, что находилась на нашем химкомбинате. От фонарей узкой полосой падал свет на рельсы, и они отсвечивали яркими бликами. Впереди показалась полуосвещенная цистерна. Я стал обходить ее. И вдруг легкое шуршание. Успел заметить: под цистерной пробежал кто-то небольшой, темно-серого цвета, и затаился. «Наверное, крыса», — подумал я. А когда всмотрелся, то очень удивился — под цистерной сидел самый настоящий еж.

Мне захотелось его поймать. Подняв обрывок бумаги, я кинулся к ежу. Но едва прикоснулся, как он сразу же свернулся в клубок, выставив во все стороны, точно копья, свои длинные иголки. Осторожно накрыл его бумагой, взял в руки. Он притих и почти не шевелился, когда я нес его до конторы цеха. Показал его своим сослуживцам и выпустил на асфальтированную площадку. Еж некоторое время не двигался, словно превратился в колючий камень, затем развернулся и засеменил к складу, что был напротив. Там в двери чернела дыра, в которую он и скрылся.

Долго я размышлял: как же еж очутился на территории большого комбината, расположенного не так уж и далеко от центра миллионного города. Может, убежал из живого уголка какой-нибудь ближней школы, а может, жил тут постоянно. Укрыться ему было где: травы и кустарников предостаточно.

Гусиная тревога

В июльские дни стояла на редкость сухая и жаркая погода. В лесу было тоже сухо, шумно и как-то неприветливо.

С корзинкой в руках я отмерил уже километров десять и только у лесного болотца нашел парочку белых боровичков, молодых и красивых, словно литых. О таких мечтает каждый грибник. Тут же неподалеку повстречал несколько темно-желтых маслят, сыроежек-зеленух и три коричневых моховичка…

Возвращался я из леса по пыльной полевой дороге. Не торопился: устал. При подходе к деревне Каипы заметил на поле с овсом два выводка гусей. Они выходили с поля по направлению к дороге, что вела к крайним избам околицы. Гуси были явно встревожены: чуть не бежали, молодые еле успевали за своими родителями.

«Что-то неладно», — подумал я и ускорил шаги.

С краю поля увидел небольшого пушистого желтого гусенка. Он лежал на спине и, перебирая лапками, жалобно пищал. Ни ушибов, ни царапин на нем не было. Цел и невредим. Перевернул я несмышленыша, легонько подтолкнул рукой. Тот встрепенулся и пустился со всех ног догонять свою братию. Только его и видел.

Значит, гусиная тревога была не напрасной. Гуси спешили за помощью к людям.

В просторах поднебесья

По узкой зимней тропке, что уходила в сторону города, возвращался я домой с рыбалки. Мое внимание привлекла пара воронов. Крупные угольно-черные птицы в лучах зимнего солнца то разлетались в разные стороны, то соединялись вместе и летели парой. Затем, будто передумав, круто набирали высоту и с большой скоростью пикировали вниз. Над заснеженными просторами раздавался их прерывистый, гортанный клекот: «крог-крог». Звуки эти были волнующими и по-своему музыкальными. Куда там обыкновенной серой вороне с ее грубым и резким криком: «карр-карр». Это были токовые брачные полеты черных воронов.

Налюбовавшись их воздушными играми, я подумал: «Весна уже не за горами, она где-то на подходе и ждать ее недолго. Ведь недаром же так оживились эти угрюмые птицы».

Наверное, где-нибудь в глухом лесу, на высоком и старом дереве, у четы воронов сложено гнездо. В марте ворониха будет высиживать птенцов, а ворон останется у гнезда. В гнезде бывает пять-шесть зеленоватых с коричневыми пятнышками яичек. Через три недели из них вылуплятся птенцы.

Ворон — самая крупная птица отряда воробьиных, семейства вороновых. Птица обычная, оседлая, но немногочисленная. Живут парами, соединяясь на всю жизнь. Питаются эти птицы в основном падалью, за что снискали себе славу хороших санитаров. Вороны завидные долгожители.

На опушке

Едва приметная лесная тропинка вывела меня на опушку леса. Тут проходила полевая дорога, за которой шло гороховое поле, а правее, километрах в двух, виднелись постройки совхозного поселка.

Неподалеку от дороги рос большой дуб. Темно-коричневая кора дерева потрескалась, кое-где плешинами обнажалась древесина. Но раскидистая густая крона его говорила о том, что дуб еще не состарился и полон жизни.

Время было около полудня, я несколько притомился и решил отдохнуть, да и заодно перебрать грибы, которые собрал в небольшую ивовую корзинку. Не торопясь, внимательно осматривал хрупкие разноцветные сыроежки, молоденькие маслята с ватными перепонками у корешков, крепкие подберезовики. Тут были и несколько подосиновиков с красноватой шапочкой да два или три темно-коричневых боровичка.

Вдруг послышалось громкое и тревожное стрекотание сорок. Я насторожился — лес всегда полон неожиданностей, — стал искать виновника поднявшейся суматохи у длиннохвостых. Однако на первый взгляд ничего подозрительного не было.

Но вот одна из сорок слетела с вершины дуба, и тут же на нее ринулся невесть откуда появившийся пестрогрудый ястреб-тетеревятник. Хищник промахнулся: сильные и страшные когти его, заранее выставленные для мертвой хватки, вырвали лишь из сорочьего хвоста несколько перьев. Сорока же очумело метнулась обратно к дубу, забилась в крону его и затихла…

Ястреб еще несколько раз облетел вокруг дуба, надеясь поживиться, но увы… сороки не показывались. Знали, наверное, что шутки плохи с этим коварным лесным разбойником и не сдобровать им, попадись еще раз на глаза.

Барашек

Кончается май, в народе называемый «веселым» месяцем. Это месяц зелени и цветов, пора расцвета живой природы, лучшая, радостная пора весны.

В этом месяце обычно прилетают к нам последние пернатые путешественники: ласточки, перепела, коростели, малиновки, соловьи. А с их прилетом еще больше оживают леса, луга, поля.

В такое время побывал я на одном из кочкариных болот. Словно завороженные, по пояс в воде, стояли здесь кусты тальника с нежными зелеными листочками. По закрайкам болота возвышались над водой сухие кочки с побуревшей, прошлогодней травой.

Я сидел рядом с болотом на большой кочке и слушал разноголосый птичий гам.

Кувыркаясь и как-то тоскливо и жалобно крича: «тиу-ви, тиу-ви, тиу-ви», проносились над болотом ширококрылые чибисы. С соседнего поля доносилась